Прости, я вчера…

Простывшая тусклая мгла прильнула к прохладе стекла, молиться и в колокола звонить? Я вчера умерла, без разницы…Тело ли?- склеп! И каждый поступок нелеп… Мой неупокоенный труп — усмешка прокушенных губ, и алый мазок на щеке…Что видится там, вдалеке? Разбитые в хлам зеркала, которые я не смогла, увы, вопреки февралю, сложить на полу в «я люблю…» Ну что же, мой пламенный лев, услада других королев, мы выбрали путь и пошли, и вот кораблем на мели рассохлась судьба и легла… попробуй, верни мне крыла! Где алым огнем – паруса, теперь растеклась полоса из сажи полуночной тьмы…Ты чувствуешь холод зимы, которую создали мы, мы сами, чтоб жар не спалил остатки отмеренных сил?.. Все четко, и строго, но вот по буковкам собранный свод неписанных правил – вразлет, и сложно попасть в переплет неверными стрелами слов… Почти безобидный улов усмешек в ответ — не беда, да кажется мутной вода, где вилами — хочешь, пиши, но легче ли бремя души?

Конечно же, только сама во всем виновата, с ума сошла и сгорела дотла, на миг не дожив до тепла…

Прости,

я

вчера

умерла…

© Алина Марк

Всего-то…

Даже день Валентина проходит — и тяжко до судорог.
Мы опять не успели с тобой ни обняться, ни встретиться.
И кружится душа посреди распластавшихся сумерек.
И клокочут безумные мысли одну несусветицу…
Не спроси ни о чем, если я потеряюсь не найденной!
Это грустный сонет, хоть, увы, переписанный заново…
Не отвечу, кому это надо, не знаю по правде, но
Все роднее и ближе душе облака Магеллановы…
Это просто — взлететь по лелеемым небом видениям,
Это сложно — остаться собой, рассыпаясь в мечтаниях.
И не веришь себе- а другим и того, вроде, менее,
Ибо нет ничего, что бы не было сказано ранее…
Растекусь золотым по рассветной мерцающей алости,
Успевая почувствовать истину как откровение,
Что всего-то и надо для счастья мне крохотной малости —
Прикоснуться к тебе, задержав наши сны на мгновение…

© Алина Марк

Московско-Питерское

  • МЕЖДУ МОСКВОЙ И ПИТЕРОМ © Алина Марк

Между Москвой и Питером — снег и мгла.
Сверху, написанный вилами по воде,
Матовым отсветом — слепнущий лунный глаз.
Вряд ли найдешь его, если не знаешь, где…
Между Москвой и Питером – столько (лет?
Рек? или верст?.. в общем, главное – далеко!)…
Линия рельсов, как будто стальной стилет,
Тянется к стайкам испуганных огоньков.
Между Москвой и Питером — круговерть
Наших расхристанных мыслей, а не метель.
К чертовой матери, к бесам — земную твердь!
Полнится тучами на небесах постель –
Хочется рухнуть в серый уютный плед,
Шепотом хриплым звала бы тебя сама…
Но не для нас этот жаркий безумный бред —
Между Москвой и Питером только тьма…

Между Москвой и Питером – проблеск дня.
Грохот колёс о стыки – не спи — не спи.
Как тут уснёшь, если с трепетом ждут меня,
И не спасает вагонная терапи-
Я не пойму, отчего как в кошмарном сне
Рельсы и вёрсты ломают о нас резцы,
Мы не заточены жить на такой войне,
Может быть, легче трусливо отдать концы?
Алого паруса проблеск в рассветной мгле,
Словно бельмо на ослепшем глазу луны.
Ярких видений сидящего на игле
Не повторят никакие земные сны
Адский наркотик, жестокий любовный яд
Мозг разрушает, пройдя километры вен…
Поезд и рельсы. Который сезон подряд.
Питер-Москва. Остальное без перемен.

Между Москвой и Питером, в Бологом —
Точка возврата… возможность спасти тылы,
Рыба копчёная, зонтики, молоко,
Шапки-ушанки, водка из-под полы.
Между Москвой и Питером – горький чай
И валерьянка, и тщетность свалиться в сон,
Луч, наведённый в окно остриём меча –
Лунный попутчик, холодный в любой сезон,
Мысли (горох о стену… верней, о лоб),
Страхи-липучки, сквозняк, антрацит стекла,
Синий ночник — ускользающий НЛО,
Нить или цепь, что по шпалистой тьме легла.

Утро вползёт коридорной глухой вознёй,
Час и — ладони, глаза, поцелуй, «Привет…»
Между Москвой и Питером – ой-ой-ой…
Прожито жизней, оставлено зим и лет.

слова ласкали душу…

«Густой сметаны глиняная крынка,
Бока холма в гигантских лопухах
И зарослях цветущего барвинка…»
(«Два сердца», Алексей Порошин)


слова ласкали душу, руки — плоть,
и пряный запах трав неповторимо
нас за собою вел, как пилигримов…
вздохнул устало ласковый Господь
и тихо улыбнулся свысока
…и это было, все же было — с нами!
…а где-то там на небе за холмами,
расплесканной сметаной — облака…

© Алина Марк

14/02

Безумное, пронзающее счастье –
услышать голос. Мысленно шептать
твои слова, в экстаз войти отчасти,
и рисовать на краешке листа
один и тот же профиль… Так похоже
на déjà vu — до ручки, до черты
дойти: искать во встреченных прохожих
твои, до боли близкие черты –
и быть счастливой, если обнаружишь
хоть что-то: взгляд, улыбку, цвет волос!
Глушить упрямо рвущийся наружу
(а все равно ответа нет…) вопрос
о том, когда и где тебя я встречу,
и по ночам с улыбкой грезить – как…
И верить, что сейчас ласкает плечи
и грудь под шалью вовсе не сквозняк,
а ты… Твое тепло… И наши руки —
как пара расшалившихся котят…
Отдать себя надеждам на поруки…
Я знаю – брежу.
Брежу, но…
Хотя…

© Алина Марк

когда пройдет гроза

«Когда натянется гроза,
И лопнут ливневые бусы…»
(«Нежное», Константин Кроитор)


…потом, когда гроза пройдет,
ты будешь солнечным и светлым,
и наш волшебный тихий плот —
альков – отчалит за ответом,
на то, где море волшебства
омыло ноги скалам счастья…
теперь ты веришь — я права,
что даже долгое ненастье
не навсегда?
не говори
мне ничего сейчас, не стоит…
смотри, за выплеском зари
пропитан холст небес покоем
и мягкий легкий свет тепла
и голубей шальная стая…
… я все равно с тобой была…
хотя ты помнишь…
я же знаю…

Грустная история

Зачатье случилось глупо и неизбежно.
Желанным не был, даже напротив, и
В угрюмом быте конюшенном и тележном
Мечтать не смел о нежности и любви.

Сочувствия не видя в суровых лицах,
Он просто плакал – горько и без затей.
А горб его был притчею во языцех —
Вот каково по пьяни рожать детей.

Был худ и хил. Нелепый смешной уродец —
Он вызывал брезгливость, порой боязнь.
Что говорить, любой, кто чуть-чуть юродив,
Тот обречён на жалость и неприязнь.

Из тыквы каша ребёнку не шла на пользу,
Он упирался, хмурился и пыхтел…

Его всю жизнь учили прилично ползать,
А он однажды прыгнул и полетел.
Вначале криво, медленно и рывками,
Затем, вбирая опыт парящих птиц,
Расправил крылья. А люд обратился в камень,
Взирая на чудо в страхе, простёршись ниц.

Но как же так? Как Ангел здесь мог родиться?
Осанна! Такое чудо и наяву!!!
Но кто-то крикнул – да это же просто птица!
Какой там ангел! Здесь-то? В таком хлеву?

И первый камень больно ударил в шею,
И Он, не тратя силы на виражи,
Взглянул с укором, крылья сложил, бледнея,
И рухнул, роняя перья, на поле ржи…

Сидел бы, дурак, как все, на своём насесте,
И выжил бы в пику боли сердечных ран.
*******
А жители, пряча взгляды, на этом месте
Построили самый светлый в округе храм…

  • ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ. ГОДЫ СПУСТЯ © Алина Марк

С годами история стала почти что сказкой.
Какой-то крылатый парень, какой-то храм…
Но — дружно чинили крышу и крыли краской,
Пускай и не белой – стены, и даже хлам
От сотен паломников вывезен был исправно,
Поскольку глава округи за тем следил:
«Известное здание, как же! Судьба забавна…
Да-да, для туристов – мы, сколько хватит сил…
Ведется стройка гостиниц и магазинов…
А там поглядим. Я.думаю, вообще…»
…Стекалась толпа к чиновничьим лимузинам,
И не замечала девочку, что в плаще –
Бесформенном, и непонятно какого цвета,
Смотрела на это, теряясь в тени ветлы,
Когда-то, по слухам, посаженной Им… — с букетом
Увядших цветов… «Ты знаешь, они не злы,
Они по другому смотрят на мир. Всего лишь!»-
Шептала она.. – « Ты ведь помнишь о том и сам,
Что если Господь не доверил им чувства боли,
То лишь потому, что его он оставил нам…»
…А после она пойдет по тропинке снова –
В оградку за храмом. Почти не заметный холм,
Где было на камне выбито кем-то слово,
Наверное, имя — да все затянуло мхом…
Когда разлетится закат розоватой пылью
На шпиль колокольни и дальний озерный блеск —
Она для него одного раскрывает крылья —

И он улыбается, глядя на них с небес…